У меня одноклассник был.

Андрей. Характерный юноша. Он страшно любил азбуку морзе, калькуляторы и бесить. А физику не любил. Я помню, как он приходил на этот урок. Как будто понял жизнь: уверенно, почти величаво. Он вообще-то на любой урок так приходил, но физика была особенной для него отдушиной. Он на крайнем левом ряду с Риммой сидел. Она знала о его характерных особенностях и держала его в ежовых рукавицах, не позволяя особенно разгуляться. Но он стратег был
. Калькулятор прятал за тетрадками или пеналом, руки складывал, как положено - перед собой, и ждал. Ждал, когда придёт нужный момент, и на весь класс зазвучит революционная морзянка из-под его принадлежностей. Никто, даже Римма, сразу не узнавал источника марсельезы, но призыв чувствовал каждый. Учитель приходил в замешательство, класс в восторг, Римма, прознав в чем - таки соль, устало вздыхала, привыкнув к его каверзам. Они потрясающей партой были. Ты был и знал, что не обойдётся без крутоты, если они оба на уроке. Они недолюбливали друг друга, но только на первый взгляд. На самом деле, казалось, они очень скрывали за резкими "Дура", "идиот" бесконечную человеческую симпатию и чувство единения духа. Она тоже была мятежницей. Вы бы знали, как она шутила. Иронично, порой ее шутки были "Злыми", но они смешили до слез. Она задорно шутила, задорно смеялась. Во всем, что она делала, был задор. И он заражал. Я помню где-то неподалёку от Риммы на алгебре сидел михан. Многогранный персонаж. Вообще-то, его звали женя. Но так его никто не звал. Он соображал в математике, порой был благосклонен и давал списать. Но никогда ни словом, ни делом он не выказал расположения математичке. Он словно был обижен на неё, выходил к доске с недовольным лицом, а стоило той указать на ошибку в решении, награждал презрительным цоканьем, махом руки или закатившимся глазами. Однажды, ее угораздило поставить ему двойку. Он не то, чтобы был огорчён, он никогда ее не одобрял и знал, что объективен к себе может быть только он сам, но тут он оказался задет. Он принял, брошенную ею перчатку, и отвесил смачную и дерзкую пощёчину, заявив почти с "Кортов": "да, два меня! Она ошалела, а он опустошённо уткнулся в окно, скучая от того, что ей снова нечего ответить. Позади него заливались в тот день ира и коля. Математичка всегда думала, что Ира списывала у коли решение, но Ира списывала у коли задание, ничего не разбирая с доски. Они странной партой были. Ира, не шарившая в математике от слова "Совсем", как-то решала трудные уравнения, а Николай делал задачи из самых простых (на проценты, пропорции), хотя к математике был ближе. Потом они делились решениями и выходили самой успешной партой, давая, порой, фору Андрею а. и Максиму, которые любили учиться, делали это лучше и тщательнее всех, поэтому истории о них известно мало. Может, Николай не хотел растрачивать себя на математические мелочи, зная, что в начале и конце каждого учебного дня ему предстоит ожесточённый поединок с классной. Они ещё те словесные фехтовальщики были. Это дело они знали и умели. Война их началась давно, и никто не помнит, почему, но она жила до последнего дня, питаясь несправедливостями и неравноправием, дезинформацией, бюрократией, слабостями режима, которых Николай не мог оставить без внимания, несдержанно и горячо комментя, а классная в свою очередь сочиняла ему препятствия в этой словесной перепалке. Хотя, нередко оказывалась права. Порой, они уставали, и холодная война текла до первого на очереди дежурства в классе. А там, отношения снова "Теплели". Вообще, классная знала о подпольной деятельности Николая, а главное о криминальной группировке нахалов, хулиганов и прогульщиков, в которой он состоял со мной и Артёмом Андреевичем. Последнего так называли из уважения к его спокойствию и доброму сердцу. Мы с тройным негодованием за все получали. Было обидно, но таков удел оппозиции. Наши родители неоднократно незаслуженно и многократно заслуженно краснели за нас на собраниях, причём их всегда вызвали всех вместе. Мы же запрещённая группировка. Собирались мы обычно по утрам за последней партой ближнего к окну ряда. Он был самым удобным, плохо обозреваемым с учительского угла и отлично демонстрирующим всех опаздывающих на утреннюю зарядку с их красными от мороза или спешки лицами. Мы наблюдали их в окно и готовились громогласно здороваться, ставя в самое неловкое положение тех, кто ещё надеялся прошмыгнуть незаметно. Последние парты всегда атрибут атмосфер. В нашем классе, как и полагается, их населяли разбойники, курильщики, любители йо - йо и драм - энд - бейс'а, вообще всякая басота. Там почти всегда сидели мы, ежик и Кирилл. Кирилл, которого из-за высокого роста и бетонного кулака прозвали "Столбик". Он трогательным был. Его опасались, но нежно любили, зная, что в неловкую ситуацию он попадёт сам, чем расплатится за все придирки и издевки. Кирилл любил читать. И преподаватель по литературе любила, когда Кирилл читал. Вслух. Она выбирала для него забавные моменты и требовала выражения. Он старался. Правда, не всегда оказывался тесно знаком с фольклором и ударением, поэтому, читая однажды что-то из русского народного, оговорился, заявив, что герой, что есть мочи сделал то-то и то-то. Это было патово. Очень смеялись все, кроме Кирилла. Наверное, в тот момент он осознавал, что каждый мужчина должен сделать свой выбор с ударением в этом слове и определиться с тем, чего все-таки ему должно хватать: мочи или трусости. И, поверьте, Кирилл сделал правильный. Трусом его назвать было нельзя. Никогда. Вообще, многие трудности понимания мальчики нашего класса решали храбрыми и глупым мужским языком. Однажды, вступившись за одноклассника, ранее упомянутый Артём Андреевич вынес окно в кабинете физики. Принёс извинения и новое стекло, которое предварительно измерил. Предварительно и неправильно. Ну оно и понятно. С математичкой отношения были натянутыми, а она вела кроме алгебры и геометрию. Он не причём. И закончилось благополучно. Школа периодически потери от прикладных навыков наших одноклассников несла. Помню, уже будучи взрослыми, они раскроили советский математический стакан в кабинете геометрии. Тогда у нас вела не математичка, а учитель математики. Строгая и харизматичная женщина старой закалки. Увидев содеянное, она отправила одноклассников за новым стаканом для линеек, транспортиров и других геометрических принадлежностей, которых те одноклассники не знали. Они исполнили свой долг честно: стакан возник, но оказался классическим гранёным. Им предложили "Водочки", а после того, как они отказались, отправили за новым пластмассовым.
Девочки нашего класса не уступали в легендарности мальчикам. Лолита пропадала в мелодичности грузинских напевов, сладости винных паров и величии гор, когда обратившись к ней с вопросом, ты натыкался на пелену глаз и недоумение. Она отстаивала честь своего народа и не поддавалась на провокации Артема и коли, когда они расспрашивали ее о родине в самых разных контекстах. Она пряной и уютной была. Покоряла физику и химию. Даша П. была самой музыкальной девочкой на земле. Парта для неё была, что рояль, и она отыгрывала на нем целые концерты, да с такой удалью, что Рахманинов бы ее заметил. Вообще, музыкальное сопровождение было ее коньком. Она облекала в него даже процедуру поднятия руки для ответа, да так уверенно, что если кто-то уже отвечал, его могли не услышать, пока Дашка на примет своё фиаско и не опустит рук. Даша П. во всем отличалась ребячеством, была розовощёкой и озорной. А вот Даша с. была, что твоя Ева Грин. Бледнолица и холодна, ее длинные волосы покрывали хрупкие плечики и обрамляли глубокие взгляды. Казалось, идя по старинному коридору, она принесёт тебе чай и облачённой в чёрное платье тонкой рукой подаст его у камина. Мальчики собирались вокруг неё и замечали, как она отлична от прочих прилежных учениц. Что-то было в ней такое. Девчонки расспрашивали ее о макияже. Она знала, как быть красивой, и понимала, как дать знать о своей красоте. Чем завораживала и тех, и других. Помимо красавиц у нас были потрясающие умницы, как Вика, знавшие и успевавшие все. От латинских танцев до космологии. Мы диву давались, как она способна затащить. А она скромнее и тише любой хорошистки оставалась. Саша, Ира и Римма были неизменным трио, дополнявшим друг друга. Саша делала домашку и была отличной старостой, Римма создавала настроение, а Ира вечно ругала всех и раздавала задания. Они умела руководить и брала в оборот даже женю П. - свободного художника, который был жутким врединой. Он не мог быть равнодушен к моей природно - кудрявой пушистой прическе, какой она была до знакомства с выпрямителем, и щедро награждал меня из года в год кликухой: то пудель, то шерсть. За это я его не любила, но не могла спорить с его отличным вкусом к музыке, шутейкам и кино, а ещё талантом к живописи. Мы, однажды, раскрашивали вместе что-то. Он был терпелив, а я благодарна за это. Терпеливы друг к другу были и тастя. Это две девчонки "не Разлей Вода", взявшие друг друга в жены. Они необычными были. Абсолютно разными, но как-то удивительно здорово ужившимися в одном "Таястя". Соответственно, звали их тая и Настя. Они с Полиной дружили. Аристократичной и взрослой, видавшей Италии и прочий зарубеж. Помню, мы ждали ее возвращения. Преподаватель английского тоже, каждый раз грустно вспоминая, как путала колю и полю. Лучшее, что она привезла - акцент. Уроки английского новый цвет приобрели. В случае если раньше на них угорали без повода, то теперь одно "Сасаити" (Sociality) могло занять всех на час. Поля, ты сделала то полугодие) меня не было в тот день, я болела, но мой одноклассник подучил в глаз. В глаз транспортир получил. Он был славным, но жизнь в классе была для него непростой. Куда там, столько задир. Одна из одноклассниц, учтиво и грустно замечала, что "Эдита Конкретно Страдает". Хотя, никто у нас никого специально и зло не обижал. Что-то даже в моей шерстяной участи было тёплое. А вот прогуливать химию зимой в речных камышах, я думаю, даже не веет теплом. Почему выбор укрытия для Николая, АА и Вани стал таким, они даже и сами не помнят. Наверное, место казалось надежным. Прогулы отдельной вехой были. В порядке вещей было встретится по пути в школу и не пойти вместе, или, сваливая уже из школы, столкнуться с классной и удирать от неё по улице. Проказничество и озорство были в порядке вещей, имели привкус ягуара, потягиваемого тайно через трубочку из портфеля в школьной столовке.
Главное, чему стоит научится в школе, отнюдь не предметы и дисциплина. В школе мы научились дружить. Ощущать своё направление, выработали системы ценностей и понятий, научились видеть себя, чувствовать других и понимать, что враг не всегда плох, а друг не всегда прав, но он всегда твой друг. Научились понимать, как это "Правильно", и пытаемся так поступать. Взрослеть вместе с вами было круто. Общими усилиями узкого круга мы собрали несколько ярких воспоминаний о крутых впечатлениях о нас. У меня был отличный класс, который перерос и разделился на взрослых и разных людей, которых приятно встречать и узнавать. О которых нравится помнить. Сейчас интересное время, когда каждый успел отчего-то устать и потратить запасы задора и озорства, столкнуться с порцией странных и грустных вещей, не получив инструкций по обращению с ними. Сейчас, садясь играть в "я никогда не. ", Труднее понять, с чем ты не был знаком, и не скатиться к перечислению всех горьких правд. И бывает так радостно вспомнить, как астап пикал своим калькулятором, атрем Андреевич изгонял дьявола рублем, а от тебя только и требовали, что прилежания и домашку.